Elroy 「外人」 Higashino
Сегодня был замечательный дождь.
Давненько я не видел такого ливня – шумного, светлого, хлёсткого!..
Эх, в такой бы дождь – да сидеть перед огромным окном безо всяких решёток, с тёплым камином под боком, со свернувшейся клубком на коленях кошкой...
Мечты, мечты.
А надо возвращаться к реальности. К переводу Blue Seed на русский, курсу японского, скорому тандзёби моей Тенши, к Симсам, к синтезатору, к дайре... к жизни.
К странной и страшной, к светлой и счастливой – к зелёной кардиограмме жизни, где каждый пик – радость, где каждый спад – беда, но без этих пиков и спадов – какая может быть жизнь?..
Есть у Кривина в одной из его сегодняшних сказок («Чучело муравья»): «…жизнь – это проблемы. Мы живём, потому что у нас проблемы. И пока у нас проблемы».
Вообще, люблю я Кривина. Безумно люблю. А сейчас начала знакомиться с его сказками о строительстве земли обетованной – раньше-то я их не понимала, но теперь, более-менее имея представление о советском союзе...
Не читали? А, знаете, зря, зря. Мусякра тоже о нём не слышала, пока я не показала ей книжку. А показала – теперь обратно заполучить не могу.
Судя из его сказок, получается, что он украинец… Аж гордость взяла за страну родную – такого человека породила! Небось, из Одессы. Надо бы поискать биографию.
Как-то жизнь изменилась. Не могу понять, как. Взрослею? Лучше бы росла… )
Стал по-другому как-то относиться к брату. Мусякра на днях рассказала мне, что ещё когда начиналась вся эта кутерьма с его пассией, точнее, когда она всерьёз взялась доводить меня до ванны и лезвий (с искусством мастерского манипулятора маскируя всё это под «воспитание»), он сказал: «Сестра у меня умная, и скоро она перестанет меня уважать».
Он был прав. Уважать его я перестал. Достаточно давно. Любить – тоже. Но позже. Когда после реанимации впервые связался с ним по смс. И с неожиданной ясностью понял – да ну его в баню! Я первым попрощался, а он не протестовал. После того, как я написал ему «прощай», стало почему-то так легко… так радостно. Почувствовал себя Сизифом, получившим амнистию.
А ведь так оно и было. Я освободился от многолетнего груза, «тягаря», который висел на моей шее на протяжении пятнадцати лет. Я не могу полностью отрицать роль брата в моей жизни: аниме, музыка, книги, ЧГК – всё это, все мои радости были преподаны мне именно им. И даже английский начался с того, что мне хотелось достичь уровня брата в языке.
Но всё это в прошлом. Восхищение – в прошлом, подражание – в прошлом, любовь – в прошлом. Поначалу была ещё ненависть – когда я понял, сколько времени было потрачено впустую. Затем пришёл сарказм, горечь, злость – «приходит тут, жрёт наши продукты, на нашей кухне, из нашей посуды, нашими приборами, на нашем столе!!! А нам вечером на ужин объедки остаются». Конечно, всё было не так трагично, но мне хотелось злиться. И я злился, о, как я искренне злился… Слёзы на глазах от злости выступали.
Теперь это превратилось, скорее, в фарс. Злюсь по привычке, больше, чтобы посмеяться с мусякрой. А самой злости – не осталось. Во мне вообще злости мало осталось.
Видимо, я всё-таки не злой. Я просто не добрый – но не злой.
И… Знаете, смотришь на него – как на побитую собаку. И толика жалости, и толика отвращения, и толика грусти, и толика злости на того, кто побил…
Но жалости, всё же, больше. Правда, не мне его жалко. Просто вид у него жалкий.
Забавно.
Оре – цуметайный кирайщик… был? притворялся? пытался стать?
Я люблю вас, люди. Ругаюсь на вас – оптом и в розницу, но люблю. И люблю тоже – оптом и в розницу. Я в вас не верю – ну так и что? Вы – баки, вы – райджи, вы – орокана нинген дакедо… Дакедо…
Mattaku aishiteru yo!..
Всех. Каждого. Не верю в вас, ругаю вас… с какой-то отеческой грустью. Ками-сама, видать, мания величия у мяушки зашкаливает… Смешно. Смешно, что я это пишу. Вам тоже смешно? Думаю, да.
Ну что же, смейтесь. Я признался. Раскололся. Сломался.
Я вас люблю.
Я слышу о трёхлетней давности смерти человека, о котором узнал пять минут назад – и на глазах стоят слёзы…
Почему? Потому что, оказывается, мне неожиданно дорог каждый человек. Глупо, тупо, бессмысленно – но так. Я слишком многое принимаю близко к сердцу, хотя очень редко и немногим позволяю это увидеть. Я для того и создавал себе двойной слой масок – холодный, ненавидящий и сияющий и беспечный. Был одновременно и Юки, и Шу – а на самом деле: ни тем, ни другим.
Я говорю «люблю», но любовь эта странная, не такая, к какой мы привыкли. Я не верю в любовь, которую мы рисуем в книгах и пишем в альбомах. Я слишком сильно верю в инстинкты, чтобы по-настоящему поверить в чувства.
Но… Что значит «люблю»? Что может иметь в виду человек, признающий любовь и дружбу – утопическими понятиями, а родственные узы – ничего не значащими выдуманными псевдоценностями, - говоря «люблю»?
Не знаю. Просто мои губы почему-то решили, что это то самое слово, которое я хочу сказать.
Мысли-мысли, попрыгуньи мои… Каша у меня в голове – сами видите.
Густая каша заварилась, самому ни в жизнь не расхлебать. А всё равно ведь придётся…
Давненько я не видел такого ливня – шумного, светлого, хлёсткого!..
Эх, в такой бы дождь – да сидеть перед огромным окном безо всяких решёток, с тёплым камином под боком, со свернувшейся клубком на коленях кошкой...
Мечты, мечты.
А надо возвращаться к реальности. К переводу Blue Seed на русский, курсу японского, скорому тандзёби моей Тенши, к Симсам, к синтезатору, к дайре... к жизни.
К странной и страшной, к светлой и счастливой – к зелёной кардиограмме жизни, где каждый пик – радость, где каждый спад – беда, но без этих пиков и спадов – какая может быть жизнь?..
Есть у Кривина в одной из его сегодняшних сказок («Чучело муравья»): «…жизнь – это проблемы. Мы живём, потому что у нас проблемы. И пока у нас проблемы».
Вообще, люблю я Кривина. Безумно люблю. А сейчас начала знакомиться с его сказками о строительстве земли обетованной – раньше-то я их не понимала, но теперь, более-менее имея представление о советском союзе...
Не читали? А, знаете, зря, зря. Мусякра тоже о нём не слышала, пока я не показала ей книжку. А показала – теперь обратно заполучить не могу.
Судя из его сказок, получается, что он украинец… Аж гордость взяла за страну родную – такого человека породила! Небось, из Одессы. Надо бы поискать биографию.
Как-то жизнь изменилась. Не могу понять, как. Взрослею? Лучше бы росла… )
Стал по-другому как-то относиться к брату. Мусякра на днях рассказала мне, что ещё когда начиналась вся эта кутерьма с его пассией, точнее, когда она всерьёз взялась доводить меня до ванны и лезвий (с искусством мастерского манипулятора маскируя всё это под «воспитание»), он сказал: «Сестра у меня умная, и скоро она перестанет меня уважать».
Он был прав. Уважать его я перестал. Достаточно давно. Любить – тоже. Но позже. Когда после реанимации впервые связался с ним по смс. И с неожиданной ясностью понял – да ну его в баню! Я первым попрощался, а он не протестовал. После того, как я написал ему «прощай», стало почему-то так легко… так радостно. Почувствовал себя Сизифом, получившим амнистию.
А ведь так оно и было. Я освободился от многолетнего груза, «тягаря», который висел на моей шее на протяжении пятнадцати лет. Я не могу полностью отрицать роль брата в моей жизни: аниме, музыка, книги, ЧГК – всё это, все мои радости были преподаны мне именно им. И даже английский начался с того, что мне хотелось достичь уровня брата в языке.
Но всё это в прошлом. Восхищение – в прошлом, подражание – в прошлом, любовь – в прошлом. Поначалу была ещё ненависть – когда я понял, сколько времени было потрачено впустую. Затем пришёл сарказм, горечь, злость – «приходит тут, жрёт наши продукты, на нашей кухне, из нашей посуды, нашими приборами, на нашем столе!!! А нам вечером на ужин объедки остаются». Конечно, всё было не так трагично, но мне хотелось злиться. И я злился, о, как я искренне злился… Слёзы на глазах от злости выступали.
Теперь это превратилось, скорее, в фарс. Злюсь по привычке, больше, чтобы посмеяться с мусякрой. А самой злости – не осталось. Во мне вообще злости мало осталось.
Видимо, я всё-таки не злой. Я просто не добрый – но не злой.
И… Знаете, смотришь на него – как на побитую собаку. И толика жалости, и толика отвращения, и толика грусти, и толика злости на того, кто побил…
Но жалости, всё же, больше. Правда, не мне его жалко. Просто вид у него жалкий.
Забавно.
Оре – цуметайный кирайщик… был? притворялся? пытался стать?
Я люблю вас, люди. Ругаюсь на вас – оптом и в розницу, но люблю. И люблю тоже – оптом и в розницу. Я в вас не верю – ну так и что? Вы – баки, вы – райджи, вы – орокана нинген дакедо… Дакедо…
Mattaku aishiteru yo!..
Всех. Каждого. Не верю в вас, ругаю вас… с какой-то отеческой грустью. Ками-сама, видать, мания величия у мяушки зашкаливает… Смешно. Смешно, что я это пишу. Вам тоже смешно? Думаю, да.
Ну что же, смейтесь. Я признался. Раскололся. Сломался.
Я вас люблю.
Я слышу о трёхлетней давности смерти человека, о котором узнал пять минут назад – и на глазах стоят слёзы…
Почему? Потому что, оказывается, мне неожиданно дорог каждый человек. Глупо, тупо, бессмысленно – но так. Я слишком многое принимаю близко к сердцу, хотя очень редко и немногим позволяю это увидеть. Я для того и создавал себе двойной слой масок – холодный, ненавидящий и сияющий и беспечный. Был одновременно и Юки, и Шу – а на самом деле: ни тем, ни другим.
Я говорю «люблю», но любовь эта странная, не такая, к какой мы привыкли. Я не верю в любовь, которую мы рисуем в книгах и пишем в альбомах. Я слишком сильно верю в инстинкты, чтобы по-настоящему поверить в чувства.
Но… Что значит «люблю»? Что может иметь в виду человек, признающий любовь и дружбу – утопическими понятиями, а родственные узы – ничего не значащими выдуманными псевдоценностями, - говоря «люблю»?
Не знаю. Просто мои губы почему-то решили, что это то самое слово, которое я хочу сказать.
Мысли-мысли, попрыгуньи мои… Каша у меня в голове – сами видите.
Густая каша заварилась, самому ни в жизнь не расхлебать. А всё равно ведь придётся…
12.06.2006 21:50:48